Хорошо, если так… Иначе она просто умрёт от горя…
…А ещё он сказал, что хочет отпраздновать свой день рождения только с ней вдвоём… и пригласил её в ресторан. Она ещё ни разу в жизни не была в ресторане! Наверное, это смешно, но это — так…
Она пойдёт в ресторан со своим любимым парнем!.. Она наденет самое красивое платье… Она сделает причёску в парикмахерской… Она не будет надевать косынку, чтобы не помять уложенные волосы!..
Это будет самый счастливый день в её жизни… Двенадцатое ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года…
Только бы не было дождя…
— Татьяна Алексеевна, вы понимаете, что этот разговор и всё остальное должно остаться между нами? — Вероника Григорьевна пристально посмотрела на женщину в белом халате, сидящую за столом своего кабинета, — Я отблагодарю вас, и в дальнейшем вы можете рассчитывать на мою помощь, если она вам понадобится.
— Я всё понимаю, — врач Татьяна Алексеевна смотрела на свою посетительницу поверх больших очков в светлой оправе, — в любом случае, я обязана хранить врачебную тайну, поэтому можете ни о чём не беспокоиться.
— Але нет ещё восемнадцати, поэтому, сами понимаете… но я, как мать, даю своё согласие…
— Вероника Григорьевна… — врач сняла очки и устало потёрла переносицу, — Давайте, не будем забегать вперёд. Приводите дочь завтра, и, если ваши опасения подтвердятся, назначим день…
— Да-да… Только, прошу вас заранее… Муж не должен ни о чём знать, это будет катастрофа… Но он одиннадцатого ноября уезжает в командировку на целую неделю… Всё нужно будет сделать именно в этот период.
…Вернувшись домой, Вероника сразу прошла в комнату дочери — надев наушники, та слушала магнитофонную запись концерта зарубежной группы. При виде матери, девушка и не подумала выключить музыку, так что той пришлось снимать с неё наушники самой.
— Завтра мы идём к гинекологу. Я договорилась, — присев напротив, Вероника пристально посмотрела на дочь.
— И когда?.. Ну, это… операция…
— Отец уедет одиннадцатого… Думаю, в этот же день.
Вероника Григорьевна проснулась очень рано. Вернее, она практически не спала всю ночь, и предутреннее забытье, накатившее внезапно, вряд ли можно было назвать сном. Поставленный с вечера будильник нарушил тишину, и женщина нехотя поднялась с постели.
Посмотрев на всё ещё спящего супруга, накинула на плечи яркий шёлковый халат и вышла из спальни. Семён Ильич должен был встать ровно через пять минут — эта привычка выработалась у него за много лет: услышав во сне будильник, он ещё ровно пять минут пребывал в состоянии покоя, а затем просыпался самостоятельно, чем до сих пор удивлял своих домашних.
Выйдя на кухню, женщина зажгла газовую плиту и поставила на неё полный чайник. Её двоюродная сестра, исполнявшая обязанности домработницы, приходила к девяти утра, поэтому утренний кофе Вероника варила собственноручно. Завести домработницу ей посоветовала знакомая, жена ответственного партийного работника, и первое время Вероника Григорьевна стеснялась, да и супруг был категорически против. Но позже, прислушавшись к мнению подруги, Вероника всё же уговорила мужа, обосновав свою просьбу желанием помочь своей родственнице — Галя, так звали двоюродную сестру, жила в глухой деревне, совершенно одна, и с охотой переехала в областной город. В этом был двойной смысл: получив новую квартиру, Семён Ильич прописал Галю в старой, и оставил там жить, благо прежняя квартира не была ведомственной. Женщине было тридцать пять, она была младше Вероники на семь лет. Детей у Галины не было, замуж она не собиралась, и, обустроившись на новом месте, полностью погрузилась в свои новые заботы: приносила продукты, готовила обед и ужин, убирала квартиру своих высокопоставленных родственников, пока они и их дети были на работе и учёбе. Естественно, Галина не была в курсе всех дел семьи, все разговоры с дочерью по поводу беременности и предстоящего аборта Вероника Григорьевна вела в отсутствии сестры, и теперь сосредоточенно придумывала причину, по которой Гале не нужно было бы приходить в ближайшие несколько дней, чтобы не заметить отсутствия Александры и потом случайно не проговориться Семёну Ильичу, что его дочери не было дома целых три дня.
— Доброе утро, — проснувшийся супруг появился в дверях кухни, на ходу затягивая пояс дорогого махрового халата в крупную бело-коричневую полоску.
— Доброе утро! — широко улыбаясь, Вероника подошла к мужу и, обняв, расцеловала в обе щёки, — товарищ полковник, разрешите поздравить вас с профессиональным праздником!
— Спасибо, Верочка, — Семён Ильич послушно поворачивал лицо для поцелуев, сохраняя серьёзное выражение, — ну, хватит, хватит… Зацеловала…
— Заметь, зацеловала любя! — жена лукаво блеснула глазами и, открыв двухкамерный холодильник, достала оттуда заранее припасённый торт, — Скорее умывайся, и за стол!
— Вот это я не буду, — махнув на торт рукой, супруг открыл ящик импортного кухонного гарнитура розово-перламутрового цвета, и достал оттуда пачку «Мальборо», — и, вообще, наверное, завтракать не буду.
— Как это — не будешь?! — Вероника Григорьевна продолжала доставать из холодильника продукты — копчёную колбасу, голландский сыр, сливочное масло, сгущённые сливки.
— Нет аппетита. Пожалуй, только кофе выпью.
— Но я готовила тебе праздничный завтрак! — супруга расстроенно опустила руки, — Сеня, так нельзя… Ты сейчас уедешь на целый день, пока поздравления, награждения… Когда ещё тот банкет?!