— Не бойся… — в миг протрезвевший Виталий сжал её ладонь дрожащей рукой, — Ты только не бойся… Ничего не будет.
— Ты его убил… Да?! — побелевшими губами прошептала Анюта, не сводя глаз с официанта.
— Нет, нет… — торопливо ответил Виталий, за руку оттаскивая её в сторону, — Он живой… вот увидишь… он живой.
— Что теперь будет?! — она подняла на него полный ужаса взгляд, — Виталик… что теперь будет?!
— Ничего не будет… — обняв, он изо всех сил прижал к себе девушку, — Вот увидишь…
…В общежитие Анюта вернулась далеко за полночь. Приезд скорой помощи, милиции, составление протокола, показания, которые ей пришлось дать — всё это перемешалось в её сознании, как овощи в салате, так, что она не могла бы в хронологической точности восстановить все события этого несчастливого вечера.
Она переживала и за официанта — он так и не пришёл в сознание, и за Виталика, которого увёз домой отец, Иван Мясников, которого вызвали сразу, как только выяснили личность молодого человека. Перед тем, как приехала милиция, он успел сунуть Анечке деньги — в панике она так и не поняла, зачем…
После составления всех документов Мясников-старший сам уплатил и за ужин, и за разбитое зеркало, и за разбитую посуду. Схватив сына за шиворот, он с силой толкнул того вперёд, указав направление на выход.
— Аня!.. — вспомнив о девушке, Виталий попытался вернуться за ней, но Иван Михайлович встал у него на пути, — Аня!.. Поехали!..
— Какая ещё Аня?! — могучая ладонь отца с силой впечаталась в плечо сына, — Пошёл!..
— Это — моя Аня! — сын никак не хотел смиряться с тем, что Аня остаётся одна и повторил попытку вернуться.
— Это ты — Аня? — недовольный Мясников, наконец, обратил внимание на перепуганную девушку, — Идём!
Покорно просеменив до чёрной «Волги», припаркованной у ресторана, Анюта уселась на заднее сиденье. Отец занял место за рулём, усадив рядом с собой непутёвого сына.
…Сидя сзади, как мышка, всю дорогу Анюта с надеждой ловила их разговор…
— Я тебе что говорил?! — со злостью поворачивая руль, Мясников-старший цедил сквозь зубы, — Сидеть дома, никуда не ходить, тем более — в ресторан!
— У меня день рождения… — мрачно огрызнулся Виталий, — Я что, не имею права его отметить?!
— Дур-рак… — отец в сердцах стукнул кулаком по рулю, — Ты что, не понимаешь?!
— Понимаю! Траур, ну, и что?!
— Да при чём тут траур?! — Иван Михайлович уже не просто говорил на повышенных тонах, он — орал, — Если бы только траур!.. Ты что, не понимаешь, что сейчас — переломный момент?! Всё может произойти, вплоть до смены курса, ты это понимаешь?!
— И что?
— И ты в этот момент подставляешь мне такую подножку?! Это вчера ты мог перебить морды всем, кто там сидел, а я мог замять это дело… Но я не знаю, как будет завтра! И никто не знает!..
— Завтра ещё не наступило.
— Ошибаешься! — отец чуть сбавил тон, — Уже. Наступило.
— Чё, в натуре — смена курса? — Виталий удивлённо обернулся к отцу, — Только кроме шуток…
— Какие к чертям шутки?!
— Ну, серьёзно, па… что происходит?
— Если бы я знал… Я знаю только одно: у власти будет другой человек. И сейчас каждый будет цепляться за своё место. А меня завтра за твою выходку могут выбросить под зад коленом, с волчьим билетом. Эпоха лояльности закончилась.
— Уже известно, кто будет генсеком?
— Известно… Андропов будет, старый гэбист… так что никаких поблажек.
— Ну, прости, пап… — сын тоже перешёл на виноватый тон, — Обойдётся…
— Обойдётся… — негромко проворчал отец, — Снимут меня, мать тоже пострадает… Ты хоть понимаешь, что ты наделал?!
— Понимаю.
— Понимаю… Ни хрена ты не понимаешь. Теперь главное, чтобы этот официант выжил…
— Да выживет. Ему просто зеркалом лоб вспороло…
— Если бы. Судя по всему, тяжёлая форма сотрясения, плюс потеря крови. Завтра с утра поедем к Дзюбе… — Иван Михайлович нервно сжал губы, — Придётся на старости лет ментовские сапоги лизать…
— Да ладно… — сын недоверчиво усмехнулся, — Он что, по старой дружбе дело не закроет?
— А он что, по-твоему, дурнее меня? — отец бросил на сына взгляд исподлобья, — Не понимает, какой момент наступает?! Ему что, партбилет нагрудный карман жмёт?! Или должность надоела?! Если бы пару недель назад — я бы не сомневался, что дело будет закрыто. А сейчас… сейчас на двести процентов уверен, что не захочет Семён Ильич рисковать… Падлой буду — не захочет.
…Сидевшей сзади Анюте показалось, что мужчины совсем забыли про неё, и, как только автомобиль остановился у дома, где жили Мясниковы, поспешно открыла дверь.
— Аня, — Виталий тут же заключил её в объятия, — идём…
— Куда?! — отец с силой тряхнул его сзади за плечо, — Куда — идём?!
— Аня пойдёт со мной, — Виталик упрямо дёрнул плечом, — заодно познакомитесь. Это — моя девушка.
— Не время сейчас знакомиться, — Иван Михайлович бросил на Анюту тяжёлый взгляд с высоты своего исполинского роста, — как-нибудь в другой раз.
— Нет-нет, я — домой… — вырвавшись, Аня тут же попятилась назад, — Всё хорошо, Виталик… ты тоже иди домой!
— Куда — ночью?! — он попытался поймать её за руку, но Аня отступила ещё на шаг, — Ты никуда не пойдёшь!..
— Не беспокойся! — она сделала ещё несколько торопливых шагов, — Всё хорошо!.. До завтра!
Развернувшись, девушка кинулась прочь по улице, боясь, что парень бросится её догонять. Ей совсем не хотелось, чтобы именно сейчас Виталий вышел из-под родительского контроля, и поэтому бежала изо всех сил.