Когда осенние печали. Часть 1. - Страница 76

— Понятно… — имея в виду связь домработницы и отца Виталия, Аля многозначительно усмехнулась.

— И что, надо было такую сцену устраивать? — не обратив внимания на её намёк, молодой человек бросил настороженный взгляд на жену, — Каких-то шлюх мне приписала… какой-то хлебозавод… Ты хоть кого имела в виду?!

— Никого… — отвернувшись, буркнула Аля, — Просто… просто нервы не выдержали. Мне тяжело, Виталик… очень тяжело. Ты меня не любишь… и Мишу тоже не любишь… Наверное, зря я тогда всё это придумала.

— Да нет… не зря… — опустив голову, Виталий задумчиво смотрел себе под ноги, — Я тебе, действительно, очень благодарен. Если бы не ты, не знаю, как сложилась бы моя судьба…

— Нормально бы она сложилась. Был бы с любимой… — Аля произнесла эти слова ехидным тоном, — Узнал бы ей настоящую цену.

— Зачем ты, Сандра…

— Потому, что ты её забыть никак не можешь! — снова не выдержав, Алька перешла на повышенный тон, — Ты думаешь, что она такая вся из себя невинная девочка?! А ты в курсе, что она на картошке вытворяла?!

— И что же?.. — Виталий изобразил невозмутимость, — Картошку с поля воровала?

— С парнями в бане мылась! — однажды придуманное обвинение прозвучало заученно, — Все девчонки — свидетели.

— И с какими же парнями? — теперь он изображал недоверие, — И что, у всех на глазах?!

Аля с готовностью повторила мужу всё, что рассказывала про Анюту своему брату, исподтишка наблюдая за реакцией Виталия на свои слова. С виду он казался невозмутимым, но, зная его артистическую натуру, она могла предполагать, что он просто скрывает свои эмоции.

…Виталий ещё раньше слышал про эту деревенскую баню… Алька уже однажды намекала ему, но он не придал её словам никакого значения, оправдав их обычной женской ревностью. Что-то подобное бормотал Олег, когда они сцепились с ним чуть больше года назад… Неужели, правда?..

Но на Анюту это было вовсе не похоже.

…Давно забытое чувство охватило молодого мужчину. Он давно не испытывал этого ощущения — ощущения романтического риска… или рискованной романтики, приправленной страстью и азартом… Впервые он испытал такие чувства в шестнадцать лет, когда, догадавшись об отношениях домработницы с собственным отцом, решил «припереть» к стенке Фаину. Определённой цели у него тогда не было, он прекрасно понимал, что не сможет изменить ситуацию, но возникшее желание поиграть в «а я всё знаю» взяло верх. Он и не ожидал, чем закончится эта игра… И лишь чуть позже, сам оказавшись в постели с Фаиной, тогда ещё двадцатичетырёхлетней девушкой, сполна оценил её собственную игру. Вслед за отцом Фая умело подсадила на себя и сына. Понимая, что ни один из них никогда не свяжет с ней свою судьбу, она выжимала из сложившейся ситуации максимальную выгоду — материальную от отца, и физиологическую от сына.

Сам Виталий, кроме богатого сексуального опыта, получил из этой связи и удовольствие другого толка: он вдруг понял, что ситуация придаёт его жизни определённую окраску. Ему нравилось ощущать себя тайным любовником тайной любовницы отца, чувствуя при этом постоянный риск и азарт. Ему казалось, что он играет отведённую ему роль.

Платонические отношения с Сандрой, а потом и с Анютой только добавляли остроты — по сюжету, он скрывал свою связь с порочной домработницей не только от отца, но и от своей целомудренной девушки. Он не мог не признаться самому себе, что ему нравится такой сценарий. Теперь же, когда связь с Фаиной порядком поднадоела, и держалась лишь на удовлетворении естественных потребностей, Виталий заскучал. Изменять нелюбимой жене с нелюбимой домработницей не так интересно, он не получает от этого никакого кайфа… Гонки на мотоциклах тоже остались в прошлом… Любви у него больше нет… Всё, чем он сейчас живёт — это мысли о карьере, материальных благах… А ему всего двадцать два года.

…Тайная поездка на вокзал в поисках Ани напомнила утраченные, было, ощущения. Виталик вновь почувствовал, как обыденность превращается в некое действо. Ему, действительно, не хватает этой самой рискованной романтики. Всё-таки он — натура артистического склада… Значит, не стоит зарывать свой «талант» в землю и прятать между страницами устава КПСС…

Всему должно найтись место в его жизни — и карьере, и любви, и игре.

А, значит, жизнь продолжается.

* * *

Аня с Сашей вернулись в город в последних числах августа. Две недели у его родителей и две недели у Елены Ивановны пролетели, как один день. Они впервые не расставались так долго, и Ане, которая привыкла к их редким встречам, сначала было немного неловко. Она постоянно ловила на себе влюблённый взгляд своего жениха, и взгляд этот с каждым днём становился всё более страстным. Ей всё труднее было сохранять дистанцию, и в некоторые моменты она ловила себя на мысли, что готова уже уступить Сашкиным настойчивым желаниям… но из последних сил оставалась верна своим принципам.

«Аня… — в первый вечер, встретив долгожданных гостей, Елена Ивановна смущённо отозвала дочь в сторону, — Саше… где стелить?.. В зале, или…»

«Конечно, в зале! — Анюта недоумённо округлила свои синие глазищи, — Мам, ты что?!»

«Ну, я не знаю… — та пожала плечами, — Вы сейчас уже взрослые… современные…»

«А я несовременная!» — отрезала дочь.

После Саша с улыбкой рассказывал, как подобный вопрос задавала ему его мать. В отличие от Анечки, отвечал он с сожалением. В результате Аня спала в его комнате, а сам Саша — за стенкой, на раскладушке, рядом со своими родителями. Именно этот факт не давал ему сделать ночную вылазку в соседнюю комнату, чтобы попытаться растопить Анютино сердце. Приученный к суровой армейской дисциплине, курсант Александр Морозов стойко переносил все тяготы и лишения последних месяцев холостяцкой жизни, то и дело ворочаясь на скрипучем предмете раскладной мебели.